Форум » Кафе МАРКони » Актерские байки » Ответить

Актерские байки

L@cky: Начинаю этот раздел в надежде, что и актеры театра "У Никитских ворот" не останутся в стороне. Естессно, под вымышленными именами, то бишь, никами.

Ответов - 76, стр: 1 2 3 4 All

L@cky: Раневская вернулась домой бледная как смерть, и рассказала, что ехала от театра на такси. - Я сразу поняла, что он лихач. Как он лавировал между машинами, увиливал от грузовиков, проскальзывал прямо перед носом прохожих! Но по настоящему я испугалась уже потом. Когда мы приехали, он достал лупу, чтобы посмотреть на счетчик! Елена Николаевна Гоголева Старейшая актриса Малого театра Елена Николаевна Гоголева была очень щепетильна в вопросах театральной этики. В частности, страстно боролась с малейшим запахом алкоголя в стенах театра. Но однажды она была в гостях в подшефной воинской части, и там ее уговорили выпить рюмку коньяку. Переживая за случившиеся, тем же вечером придя на спектакль, она встретила актера Никиту Подгорного. "Никита Владимирович, - сказала она ему, - простите, Бога ради! Нам с вами сейчас играть, а я выпила рюмку коньяку!" Подгорный, в котором к тому времени "стояло" этого напитка раз в двадцать больше, тут же возмутился громогласно: "Ну, как же вы так, Елена Николаевна! То-то я смотрю: от кого коньячищем пахнет на весь театр?!"

L@cky: Где-то на периферии играли 1 января пьесу с каким-то былинным колоритом. Что-то по мотивам "Слова о полку Игореве". Тут тебе и дружинники с секирами, и князь на холме. Князя с воем и стонами, чуть ли не отпевая заживо, провожает в поход княгиня. Актриса так плотно, без зазубринок, прямо намертво срослась с ролью, что убивалась на совесть, по-настоящему. И голосила надрывно, и руки заламывала с хрустом. И все никак не хотела суженого от себя отпускать. Князю, то есть артисту, роль его исполнявшему, который наопохмелялся так, что левым профилем стал походить на Квазимодо, а правым — на шахматную ладью после внезапной рокировки, сии душераздирающие рулады омерзели до такой степени, что он сам едва не выл. Согласитесь, когда всего тебя корежит и плющит и в мозгу пульсирует языческое заклинание: "Мне бы "сотку", мне бы "сотку", всяческие причитания, плач и рев действуют на твое изнемогающее существо антигуманно. В общем партнерша в очередной раз принялась вопить и кликушествовать: "Ах, ты, князюшка, сокол мой ненаглядный, на кого же ты меня покидаешь..." И тут предводитель бульбоносого воинства не выдержал. Громоподобным голосом, отчетливо выговаривая каждую букву, он взревел: "Да пошла ты на...!" После чего со всех на сцене и в зале в момент слетел хмель. Резко опустился занавес. Тут же появился администратор: "Уважаемые зрители! Произошло непоправимое. Только что на ваших глазах артист Помяловский сошел с ума..."

L@cky: Штpаух и Геловани ехали на правительственный концерт в Кремль. Подъехав к воротам Спасской башни, Геловани, загримированный Сталиным, высунулся из машины и спpосил у часового: - Вы меня пpопустите? - Так точно, товаpищ Сталин! - А меня? - высунулся Штpаух, загpимиpованый Лениным. Часовой упал в обмоpок. Вахтанговцы играли пьесу "В начале века". Одна из сцен заканчивалась диалогом: - Господа, поручик Уточкин приземлился! - Сейчас эта новость всколыхнет города Бордо и Марсель! Однако вместо этого актер, выбежавший на сцену, прокричал: - Поручик Уточкин... разбился! - Его партнер озабоченно протянул: - Да... сейчас эта новость всколыхнет город Мордо и Бордель! Педагог Щукинского училища ставит перед молодым актером режиссерскую задачу: "Представьте себе, дорогой, что Вы едете на дачу к любовнице. Выходя из электрички, Вы видите, что из соседнего вагона выходит её муж. Вы соображаете, что ему ехать на автобусе минут сорок, хватаете такси, доезжаете за двадцать минут, быстро делаете то, зачем приехали, и как раз в ту минуту, когда муж входит в дверь, пулей выскакиваете в окно... Вот так, дорогой мой! Надеюсь, вы теперь поняли, в каком темпоритме Вы должны играть водевиль!"


Марианна: Марка Розовского, талантливого режиссера из студенческой самодеятельности, пригласили в Ленинград, в Большой драматический театр на постановку "Бедной Лизы" Карамзина, в которой, как известно, дворянин Эраст полюбил скромную Лизавету. Художником назначили Аллу Коженкову. Режиссер, захваченный работой, приходил к художнице в мастерскую и фонтанировал идеями так, что очередной макет тонул в этом фонтане, как шлюпка в океане. Тем временем срок сдачи работы приближался. Алла Коженкова: - И вот перед самой отправкой макета в Питер приходит Розовский и решительно говорит: - Значит, так, на сцене ты ставишь бочку меда. - Для чего? - обалдела я. Марк посмотрел на меня как на убогую. - Эраст запустит руку в бочку - и к Лизе. Вымажет ее, и они прилипнут друг к другу. Это будет любовь. Не понимаешь, что ли? Оказывается, гастрономический плод любви созрел в нашем искусстве значительно раньше скандального фильма "Девять с половиной недель". - Я поняла одно, - продолжает художник. - Медовый экстаз - это смерть костюмам из церковного бархата, который с трудом удалось достать. А Марк не на шутку разошелся и предложил весь павильон вообще выкрасить лаком для ногтей. Ужас! Что делать? И тут - внимание - рождается интрига, главным действующим лицом которой становится драматург Виктор Славкин. Подговоренный Коженковой, он возник в мастерской случайно, как неожиданная телеграмма, и, выслушав гениальные идеи Розовского, переключил его: - Спокойно, Марк. У меня встречное предложение: спектакль начинаем в фойе, где повесим плакат с надписью: "Эраст-педераст". - Как педераст? Почему педераст? - выпучил глаза Розовский. - И подпишем плакат - Розовский. Ну не Карамзин же. Главное публику сразу настроим. Ошалевший вконец режиссер настолько был поражен идеей, что забыл и про мед, и про лак и ушел со Славкиным обсуждать ход о нетрадиционной ориентации дворянина Эраста как вызов политической системе. В результате "Бедная Лиза" вышла в том виде, в каком задумывалась изначально, и имела колоссальный успех у публики. После этой истории Алла Коженкова получит прозвище леди Винтер русского театра, а "Эраст-педераст" станет классикой позитивной интриги. То есть устроенной не корысти ради, а исключительно во общее благо. Правда, много позже русская леди Винтер не раз падет жертвой чужой интриги.

L@cky: Марианна, да уж Прямо по теме. На форуме театра М.Розовского байка про М.Розовского. Высший пилотаж! Я попроще напишу. Снимали фильм «Вас ожидает гражданка Никанорова» в селе Самбек под Таганрогом. Борислав Брондуков играл ветеринара Дежкина. Он абсолютно серьезно расхаживал среди коров и заглядывал им под хвосты а режиссер нахваливал его: — Ты талантливый ветеринар, Боря! Местные бабки, пришедшие поглазеть на съемки, соглашались: — Да, гарный ветеринар! После завершения съемочного дня, когда прозвучала команда: «Съемка окончена!» — к Брондукову подошла одна из местных зрительниц и предложила: — Пойдем ко мне, милый! В обиде не будешь! — Зачем? — слегка опешил Брондуков. — Мою буренку осеменишь -*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*- В театре БДТ у режиссера Товстоногова был администратор, очень любивший все подсматривать и подслушивать. Особенно его интересовало, кто и с кем живет. Однажды на общетеатральном застолье по поводу какой-то премьеры режиссер не выдержал наблюдающих взглядов администратора и во всеуслышание произнес, обращаясь к нему: — Боря, а ты знаешь, почему земля круглая? — Почему, Георгий Александрович? — А чтобы по углам не трахались! *--*-*-*-*-*-*-*-*--*-*-*-*-*-*-*-*-*-*- В Ялте снимался фильм "Илья Муромец", где Андреев играл главную роль. На съемочную площадку пришел здоровенный милиционер, долго разглядывал Андреева, затем покачал головой и сказал: - Нет, не то - Слабак. А еще Муромца играешь. Я, брат, пожалуй, поздоровее тебя буду. Андреев молча поднялся, обхватил милиционера поперек туловища и с размаху забросил в море. Назавтра в местной газете появился фельетон о распоясавшемся артисте, который топит в море милиционеров. Андреев прочитал пасквиль, страшно рассердился и дал зарок больше не появляться в Ялте. Слова своего он не нарушил, и много лет спустя, уже пожилым человеком прибыв с туристическим теплоходом в Ялту, на берег так и не сошел.

L@cky: Комедию "Пена" по сценарию автора стихов трех наших гимнов снимали уже при "развитом социализме", но продукты для сцены банкета директор фильма велел растянуть на три съемочных дня. Первый день - пятница - ушел на эпизоды, в которых гости приходят и делят места за столом. Вечером еду убрали в холодильник на оба выходных. Но спустя пару часов в павильоне возникло короткое замыкание, и дежурный пожарный, чтобы не возиться с проводкой, просто отключил электричество. Можно себе представить, какой "аромат" издавали роскошные блюда к понедельнику и каково было Ролану Быкову говорить перед камерой тост, "жадно поглядывая на ломтик белорыбицы, нанизанный на вилку". Остальные "гости" активно наполняли свои тарелки деликатесами, но жевали исключительно хлеб. *-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-* Сергей Герасимов терпеть не мог пьянства в рабочее время. Однажды на съемках "Тихого Дона" двое молодых актеров решили пошутить - прикинуться выпившими, а потом, когда режиссер начнет их отчитывать, эффектно "снять маски". Однако Герасимов не стал с ними даже разговаривать. Он тут же отменил съемку и через помрежа потребовал, чтобы "лицедеи" вечером явились к нему на расправу. Сорвавшие съемку актеры пытались убедить всех, что это только шутка, что они трезвы, как стеклышко, но от них шарахались, словно от чумных. Вечером, готовые ко всему, они понуро вошли в гостиничный номер Герасимова и увидели... стол, заставленный бутылками коньяка и закусками. "Входите, - пригласил их режиссер. - Наливайте! И запомните, что шутить надо вовремя!" -*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-*

L@cky: Знаменитый бас М.Рейзен выразительно и проникновенно пел песню о Сталине: «На просторах Родины чудесной, закаляясь в битвах и труде, мы сложили радостную песню о великом друге и вожде. Сталин — наша слава боевая...» и так далее — звучало ежедневно по радио. Но в Большом театре, где служил бас, его в репертуаре не занимали. Лишь изредка он пел Сусанина в одноименном спектакле. Начальник Главискусства Храпченко решил уволить Рейзена из штата Большого театра и перевести на разовые вызовы. Сказано — сделано. Бас обиделся и написал жалобу Сталину. Поскольку ее написал Рейзен — жалоба дошла. Сталин вызвал к себе Храпченко. Тот дрожа вошел в кабинет вождя и увидел в кресле у стены Рейзена. — Кто это? — спросил Сталин показывая на певца. — Это Рейзен, — почтительно ответил Храпченко. — Неправильно, — оценил ответ вождь и снова задал вопрос: — Кто это? — Это Марк Осипович Рейзен. — Неправильно. Кто это? — снова задал вопрос Сталин. — Народный артист СССР Марк Осипович Рейзен. — Неправильно. Кто это? — Лауреат Сталинских премий, народный артист СССР Марк Осипович Рейзен. — Неправильно. Кто это? — Солист Большого театра, лауреат Сталинских премий, народный артист СССР Марк Осипович Рейзен. — Теперь правильно, — удовлетворился ответом Сталин. — А ты, говно, иди! -*-*-*-*-*-*-*-*-*-*-* После выхода на экраны "Семнадцати мгновений весни" Юрий Визбор, сыгравший Бормана, стал более узнаваемым на улицах. И вот как-то после съемок в Сочи ему нужно было лететь в Москву. Лето, билетов не достать. Он подходит к кассовому окошку, в темных очках, наклоняется к девушке, сидящей в глубине, и спрашивает: - Девушка, вы меня не узнали? - Нет... Визбор приподымает темные очки: - Я - Борман.. Мне нужно срочно в Мюнхен. - Ой! Я не могу... Мы не продаем на Мюнхен... На Мюнхен у нас нет... - Ну давайте куда есть... Москву, например. Мне нужно срочно улететь. И улетел...

L@cky: Театр Сатиры Как коты заваливали спектакли… ВСЕ, что связано с Театром сатиры, всегда смешно. То ли оттого, что как корабль назовешь, так он и поплывет. То ли оттого, что работали и работают в этом театре люди с редким чувством юмора и безудержной фантазией. «Это особый дар — быть комедийным актером, — рассуждает Ольга Аросева — Это не всякому дано. В наш театр надо приходить смолоду, в нем надо воспитаться, приобрести мастерство». С самых первых лет существования Cатиры ее актеры любили не только смешить публику, но и «подколоть» или разыграть своего партнера. И главное — это всегда были мастера своего дела: Павел Поль, Федор Курихин, Георгий Тусузов, Дмитрий Кара-Дмитриев, Владимир Лепко, Владимир Хенкин. Они считали, что если зритель не встречает и не провожает актера овациями — значит, он плохой актер. Так, когда в одном спектакле Поля и Лепко провожали аплодисментами, то Хенкин почему-то, уходя за кулисы, не дождался заслуженных оваций. Тогда он снова вернулся на сцену, подошел к рампе и сказал от себя: «Я где-то здесь ключи потерял…» И стал их искать, выворачивая карманы, шаря за пазухой и на полу. Он занимал внимание зрителей 5 минут и добился-таки аплодисментов. В другом спектакле перед актером Федором Курихиным стояла противоположная задача: не привлекать к себе внимания зрителей. Он должен был изображать купающегося, спокойно сидеть на скамейке в купальном костюме, а в конце спектакля прыгнуть в купальню и исчезнуть. И все прошло бы хорошо, если бы во время спектакля из-за кулис не вышла кошка. Ей очень приглянулось место рядом с Курихиным, и она тут же запрыгнула ему на колени. Недолго думая, Курихин схватил животное и быстро бросил его вниз, в купальню, где в это время как раз находился рабочий сцены, которому кошка упала точно на голову. Рабочий, испугавшись, вцепился в кошку и резко отбросил туда, откуда она прилетела. Ошалевшее животное вновь попало на колени к Курихину. От такой неожиданности актер свалился со скамейки и сорвал мирное течение спектакля… Вообще с котами в истории театра много сюжетов. Уже позднее, когда театром руководил Валентин Плучек, кот, который жил в театре, чуть не завалил «Ревизора». В самый кульминационный момент, когда в спектакле должен был появиться Ревизор, на сцену вдруг выскочил взъерошенный котяра. Совершив несколько мощных прыжков, мелкий хищник пробежал по спине пианиста, вскочил на рояль и сиганул на занавес. Свет софитов, музыка и кот, раскачивающийся на ткани, произвели на публику мощный эффект. Шквал аплодисментов долго не стихал. А находившийся на спектакле иностранный режиссер выспрашивал у режиссера Валентина Плучека, откуда появился «чьерт». «Дрессируем. По специальной методе», — нашелся Плучек. На следующем спектакле иностранец долго ждал появления кота, но тот так и не показался. «Где же кот?» — удивлялся гость. «Обожрался, отдыхает», — слышал он в ответ… Смешливый Миронов Но если истории с котами случались непредвиденно, то розыгрыши, которыми славится Сатира, готовились чуть ли не всем театром. Особенно доставалось по этой части Андрею Миронову. Порой, не выдержав очередной шутки коллег, он шел жаловаться на безобразников Плучеку. Вспоминает Ольга Аросева: «Миронов серьезным не мог держаться. Ему палец покажи, он начинал хохотать. Помню, когда мы оказались на гастролях в Риге с «Вишневым садом», то случайно встретились с Игорем Квашой, который там отдыхал. И придумали нарядить его слугой в массовку, дали в руки канделябр и выпустили на сцену. Когда Андрей увидел Игоря, не смог удержаться и убежал со сцены. А Кваша как стоял с канделябром, так и остался стоять». Любил «подколоть» коллегу и Михаил Державин: «В спектакле «У времени в плену» я играл маленькую роль поручика — всего несколько фраз — и откровенно скучал. А Андрей играл главную роль, Всеволода Вишневского, и очень серьезно относился к ней. Я старался «расколоть» его каждый спектакль. Постоянно делал себе новый грим и позволял себе все что угодно. На меня работал весь гримерный цех. И сколько раз прошел спектакль — столько раз у меня был новый грим. Я приходил заранее, договаривался с гримерами. Андрей каждый раз меня осматривал перед выходом, но на сцену-то уходил раньше, и у меня было несколько минут, чтобы изменить себя до неузнаваемости: приделывал разные уши, клеил всевозможные усы и брови, мог приклеить невероятно длинный ноготь, как у Бабы-яги… И вот выхожу на сцену, Андрей начинает с большим пафосом отдавать мне рапорт, а я ставлю ногу на табуретку, смотрю в его глаза, на секунду снимаю фуражку и вытираю лысину с огромной шишкой. Что с ним было!» Любимый костюм Мишулина Спартак Мишулин даже без розыгрышей со стороны коллег умудрялся попадать в забавные истории. Спартаку Васильевичу сложно давалось одно слово в спектакле «Бремя решений» о Карибском кризисе — его генерал Тейлор не мог выговорить слово «бомбардировка», говорил то «брамбардировка», то «бырбырдировка». И тогда Миронов посоветовал Мишулину написать свой текст на бумажке. Актер так и сделал, но почему-то использовал обыкновенную школьную тетрадку в клеточку. Свернул ее в рулончик и вышел на сцену. Подошло время его монолога, а генерал Тейлор все никак не мог развернуть эту тетрадку, она все время снова закручивалась в рулончик. Он бросил эту возню с тетрадкой и произнес: «На 16-е число назначена… назначен бомбовый удар по Кубе». В то время Спартак Васильевич любил ходить в театр в одном и том же костюме, который купил на гастролях в Польше. «Цвет у него был несколько странный, плюс к этому тогда я носил ботинки на каблуке, — вспоминает актер. — И никому этот костюм ни дома, ни в театре не нравился. А мне нравился. Но однажды я забыл закрыть в машине заднюю дверь, и костюм украли. Я расстроенный хожу, всем рассказываю, а в ответ слышу: «Слава богу!» Тут как раз приключилась поездка в Америку. И я стал искать похожий костюм. Но все не складывалось: обошел много магазинов, но такого же не находил. И вдруг заглянул в какую-то лавочку, где висели только костюмы, народу — никого, в углу скучал продавец. Я прошелся вдоль рядов и, к своему счастью, нашел то, что искал. Снимаю, начинаю мерить, а продавец вскакивает, бежит ко мне, яростно жестикулирует и кричит что-то. Я ему и так и сяк, деньги показываю, но он не успокаивается и продолжает вырывать костюм. Мне пришлось сдаться и уйти. Только потом я понял, что это была химчистка». Скандалистка Пельтцер «Пельтцер могла послать кого угодно и куда угодно» А вот шуточки с Татьяной Ивановной Пельтцер не проходили — точнее, с ней шутить актеры театра опасались. «Пельтцер была очень эмоциональна, вспыльчива, имела вздорный характер, — рассказывает Ольга Аросева — Перед спектаклем ей обязательно нужно было с кем-нибудь поскандалить. Она могла послать кого угодно и куда угодно. Но я ее разгадала: просто перед выходом на сцену она себя так нагнетала — орет, орет, а выбегает к зрителю взбудораженная, собранная, подготовленная». У Пельтцер было две страсти — театр и карты. Именно с ней Ольга Аросева и пристрастилась к преферансу. Правда, пока Татьяна Ивановна научила Ольгу Александровну азам игры, не раз обыгрывала ее чуть ли не на всю зарплату. И жалости к проигравшей не было, потому что, как считала Пельтцер, иначе она играть никогда не научится. (Кстати, стол для преферанса, за которым актрисы часами просиживали в дружеской компании после спектакля, теперь стоит у Аросевой на даче.) Пельтцер и Аросева сидели в одной гримерке и мгновенно подружились, и Татьяна Ивановна, у которой был роман с одним актером, загрузила молодую коллегу поручениями: то записку ему отнести, то позвонить, то встретиться и передать что-то… Кончилось, правда, тем, что Пельтцер приревновала Аросеву к своему возлюбленному и на короткий срок они даже поссорились. Скромный Папанов Редкий случай, когда Папанов раздает автографы. Обычно на улице он носил темные очки, чтобы быть неузнанным. Анатолий Папанов всегда стеснялся своей известности и очень терялся, когда его кто-то узнавал и просил автограф. Чтобы как можно меньше привлекать к себе внимания, актер, выходя на улицу, надевал темные очки, надвигал на лоб кепку, носил обычную нейлоновую куртку (хотя жена купила ему прекрасное пальто с меховым воротником) и старался смотреть себе под ноги. Папанов стеснялся даже того, что одним из немногих в театре купил машину. В Cатире узнали об этом спустя пару лет, потому что актер предпочитал парковать ее где-нибудь в переулке, а дальше идти пешком. Мало кто из зрителей догадывался о том, что во время войны актер был ранен в ногу и на одной ступне у него не хватало двух пальцев — большого и второго. Папанову было трудно двигаться и уж тем более танцевать, как это часто требовалось в театре. Чтобы перестать хромать, актер каждый вечер отправлялся на танцы в клуб «Каучук» и до упаду танцевал. И только самые близкие знали, как болела его раненая нога, а все остальные восхищались, какой он изумительный танцор… Анатолий Папанов безумно любил гримироваться и придумывать грим для своих ролей. Мог часами ходить взад-вперед по коридору перед гримерным цехом, заставлял гримера Сильву Косыреву доставать один за другим парики, усы и бороды и примерял их до бесконечности, пока не добивался нужного эффекта. И все время спрашивал: «Когда же я буду красивым?» Красивым он стал, когда получил роль Гаева в «Вишневом саде»: тогда ему сделали аристократическую бородку, изумительный парик и ресницы. В тот момент счастью Папанова не было предела… Но сейчас чаще всего вспоминают выражения актера, которые в театре теперь уже стали крылатыми: «Не по таланту пьешь», «Не страшно умереть, страшно, что в почетном карауле Тусузов будет стоять», «Если бы утром не идти на репетицию, а вечером не играть спектакль, жизнь артиста была бы самой прекрасной», «Никогда ни один спектакль от репетиции лучше не становился». Дарвин и Равинглот Державина коллеги за глаза называли Линялой. За многие годы совместной работы Александр Ширвиндт и Михаил Державин уже привыкли к тому, что их фамилии путают как только можно. Михаил Державин вспоминает: «В один из первых приездов в Нью-Йорк, когда мы гуляли с Шуриком по Бродвею, ко мне подбежал человек: «Мы вас знаем и ценим». Потом отводит меня в сторону и говорит: «Только я никак не могу правильно выговорить фамилию вашего друга, товарищ Дзержинский!» Но обычно коверкают фамилию Ширвиндта, пишут ее без «д», а то и просто «Ширвин». А когда Державин и Ширвиндт выступали в палаточном госпитале для раненых на границе с Афганистаном, там висело объявление: «У нас в гостях артисты Московского театра сатиры, народные артисты республики Дарвин и Равинглот». У Александра Анатольевича и Михаила Михайловича есть прозвища, которые по разным случаям им дали в театре. Актер Юрий Васильев раскрыл секрет, что Державина прозвали Линялой. Родилось это прозвище тогда, когда Ширвиндт, Державин и Васильев выступали в Ленинграде с капустником перед другими артистами, среди которых были Райкин и Товстоногов. «Нервничаем ужасно, все-таки публика собралась в зале очень серьезная, — говорит Васильев — Но ничего не поделаешь — наш выход. И вот мы идем на сцену: сначала Ширвиндт, потом я, а за мной — Державин. Вышли, и вдруг я понимаю: сзади меня никого нет! Державин исчез! В последний момент передумал и слинял!.. И нередко случается, что Михал Михалыча приглашают на какой-то праздник, он обещает, что придет, однако потом решает иначе…» А вот Александр Ширвиндт от Андрея Миронова получил прозвище Железная Маска, потому что частенько, когда становился жертвой розыгрышей, сохранял полную невозмутимость, показывая всем своим видом, что шутка с ним не прошла. Как-то Захаров и Миронов отправляли друга на очередные киносъемки на студию Довженко. Провожали, как и полагается, весело и пьяно, а фоном проводов стала музыка Нино Рота. Только посадили Ширвиндта на поезд, как в голову им пришла мысль: какая была бы реакция у него, если бы они завтра встретили его в Харькове? Недолго думая, купили билеты на самолет и оказались на съемочной площадке раньше Ширвиндта. Когда же увидели свою «жертву», то приблизились к нему со спины и тихо запели мелодию Нино Рота. «Хорошо», — только и сказал Александр Анатольевич. И только через несколько лет Ширвиндт признался Захарову: «Когда утром услышал ваши голоса, подумал про себя страшное: пить надо меньше». Гастрольная экономия Гастрольная жизнь Сатиры — отдельная страница в биографии театра. В советские годы театр объездил со своими спектаклями все города бывшего СССР. И хотя поездки были настоящими испытаниями на физическую выносливость, актеры вспоминают их с нежностью. «В 1955 году мы отправились на целину, — рассказывает Ольга Аросева. — Я, Вера Васильева, Татьяна Пельтцер, Владимир Ушаков. Тряслись в открытом грузовике на чемоданах, черные от пыли и загара. Выступали на сколоченных из привозных досок подмостках, на открытом воздухе, под палящим солнцем. Замерзнув на степном ветру, отогревались одеколоном «Красный мак». Были мы и на БАМе, где вбили первый костыль и проехали на первом паровозе несколько метров, на нем и выступали…» А что уж говорить о зарубежных гастролях! О загранице в 1960-х годах простой советский гражданин, в том числе и актер, имел самые минимальные представления. Поэтому когда в 1963 году Сатиру благодаря Лиле Брик пригласили в Париж со спектаклями «Клоп» и «Баня», всем выезжающим артистам (помимо того что к ним прикрепили людей в штатском, которые неотступно следили за морально-нравственным поведением своих подопечных) дали строгое наставление от парторганизации, как себя вести в мире капитализма. Например, предупредили, что ходить в публичные дома нельзя (однако актеров случайно поселили на Плас Пигаль, в бывшем публичном доме). Также объяснили, что все скамейки стоящие на тамошних улицах, — платные (каково же было удивление Анатолия Папанова, когда он, устав, все же присел на краешек скамейки и никто не потребовал с него платы). Ну и, конечно, заграничные гастроли были временем жуткой экономии — те и без того небольшие деньги, которые актеры получали перед отъездом, они предпочитали тратить не на еду, а на дефицитные для СССР товары… А чтобы не умереть с голоду, «сатировцы» набирали чемоданы еды — банки тушенки, шпрот, даже соль. «Для экономии хотя бы цента мы брали все с собой, — вспоминал Спартак Мишулин — Помню, как на таможне нас попросили открыть только один чемодан. Правда, никто из коллектива не признался, чей он, потому что, как только его открыли, из него, спружинив, вылетели плотно забитые батоны хлеба». «Во время первой поездки с гастролями в Америку, — рассказал Александр Ширвиндт, — я жил в номере с Владимиром Ушаковым, мужем Веры Васильевой. Он, как человек пунктуальный, расписал все наши завтраки и обеды: сырок «Дружба», хлебец, растворимый кофе — все было просчитано на две недели. Утром — одна галета, намазанная половиночкой сырка, и кофе. Из каких-то страшных желтых пакетиков мы высыпали в наш кофе сухое молоко. Оно казалось мне очень странным по вкусу. И только в конце поездки я догадался прочесть на пакетике, что за молоко я пью. Оказалось, «сухое грудное молоко». Наверное, Владимир Петрович в какой-то женской консультации спер эти пакетики». Правда, иногда актеры все-таки решались истратить немного суточных и наведывались в рестораны. И, конечно, производили на местную публику неизгладимое впечатление. Как-то Евгений Весник заказал в ресторане водку, но ему принесли крошечную стопку, которой русская душа не могла довольствоваться. Весник попросил еще, еще и еще! А затем потребовал весь заказ слить в один фужер. Посмотреть показательное выступление советского гражданина прибежал хозяин ресторана, на глазах которого Весник моментально опустошил фужер водки. Восторженный хозяин воскликнул: «Теперь вам все будет бесплатно!» Весник решил не упускать возможность и привел в ресторан Ольгу Аросеву, которая тут же тяпнула фужер и услышала шепот восхищения и возглас официанта: «Мадам, се фантастик!» Так актеры заработали огромный бифштекс размером с тарелку и гарнир…

Марианна: В театре «Школа современной пьесы» Иосифа Райхельгауза прошел традиционный вечер «театральной байки», где участники событий вспоминали смешные случаи из своей жизни и жизни коллег. Жизнь театра полна событий, и потому в ней всегда есть место казусам и забавным происшествиям. Зал был полон. Полна была и сцена театра, на которой позади микрофонов плотными рядами сидели актеры, режиссеры, телеведущие, сценаристы, журналисты. С ходу узнавалась фигура Романа Виктюка, нашумевшего своей недавней постановкой «Сергей и Айседора». Мелькали веселые лица Шендеровича и Райхельгауза, мрачное лицо Говорухина, задумчивая мина вечного секс-символа театра Ирины Алферовой, мужественный абрис бородатого актера и барда Владимира Качана, умудренное жизнью лицо Льва Дурова. И хотя никаких мизансцен придумано не было – каждый из сидящих на сцене просто выходил к микрофону и что-нибудь эдакое из жизни элиты вспоминал, зал буквально задыхался от хохота, но особенно заразительно хохотал сам хозяин театра Иосиф Райхельгауз. Маргарита Эскина, основоположница создания театра «Школа современной пьесы», чье только появление у микрофона вызвало бурные аплодисменты, вспомнила, что в прежние времена места в зале распределялись по ранжиру – «кто есть кто». И если кого-то пересаживали из 1-го рядка в 8-й, он не обижался, а задумывался, что же с ним произошло. И вот Табаков, тогда еще молодой, оказался в 1-м ряду перед Ширвиндтом. Он гордо оглянулся назад: «Вот я где теперь сижу!» На что Ширвиндт, со свойственным ему уже тогда черным юмором, ответил: «Ну, что ты оглядываешься? Следующее-то место – уже на сцене!» – и сложил на груди руки. Владимир Качан, игравший в «Чайке» писателя Тригорина, вспомнил, как Татьяна Васильева, будучи в роли Аркадиной, назвала его чеховского героя «лучшим советским писателем». Зал грохнул от хохота. Повернувшись к сидевшим рядом зрителям, Васильева мило произнесла: «Ну, бывает!» Играя недавно в этом же спектакле, актриса странным роковым образом в том же месте вдруг назвала Качана–Тригорина «самым русским из всех русских писателей». Марк же Розовский рассказал байку, которую месяцем раньше поведал на традиционной открытой летучке «Новых Известий». Один абитуриент назвал Бетховена своим любимым композитором, чем несказанно порадовал педагога Розовского. На вопрос, что же он знает о Бетховене, будущий студент ответствовал: «У него было что-то с ушами!» «Что же именно?» - в нетерпении интересовался Розовский. «Может быть, рак?» – предположил абитуриент.

L@cky: Марианна пишет: Марк же Розовский рассказал байку, которую месяцем раньше поведал на традиционной открытой летучке «Новых Известий». Один абитуриент назвал Бетховена своим любимым композитором, чем несказанно порадовал педагога Розовского. На вопрос, что же он знает о Бетховене, будущий студент ответствовал: «У него было что-то с ушами!» «Что же именно?» - в нетерпении интересовался Розовский. «Может быть, рак?» – предположил абитуриент. Марианна, респекты. От неукротимого приступа смеха долго изучала пыль пац сталом Ладно, а теперь на нашей виртуальной сцене ФАИНА ГЕОРГИЕВНА РАНЕВСКАЯ! Раневская жила в маленькой комнатке на Большой Никитской. Именно в эти годы она знакомится с М.Цветаевой, О.Мандельштамом, В.Маяковским, происходит ее первая встреча с В.И.Качаловым. "…Родилась я в конце прошлого века, когда в моде еще были обмороки. Мне очень нравилось падать в обморок, к тому же я никогда не расшибалась, стараясь падать грациозно. С годами это увлечение прошло. Но один из обмороков принес мне счастье, большое и долгое. В тот день я шла по Столешникову переулку, разглядывала витрины роскошных магазинов и рядом с собой услышала голос человека, в которого была влюблена до одурения. Собирала его фотографии, писала ему письма, никогда их не отправляя. Поджидала у ворот его дома… Услышав его голос, упала в обморок. Неудачно. Сильно расшиблась. Меня приволокли в кондитерскую, рядом. Она и теперь существует на том же месте. А тогда принадлежала француженке с французом. Сердобольные супруги влили мне в рот крепчайший ром, от которого я сразу же пришла в себя и тут же снова упала в обморок, так как этот голос прозвучал вновь, справляясь, не очень ли я расшиблась… В 1923 году Раневская с семьей Вульф едут в Казанский театр на зимний сезон 1923-1924 года. А в Москве в это время кипит театральная жизнь: рождается новый театр, новые имена, ставятся новые спектакли… Не закончив сезона, в конце 1924 года они поехали в Москву. Из всех театров на первом месте для Раневской стоял МХАТ. Одной из причин тому была ее влюбленность в Качалова. «…Видела длинные очереди за билетами в Художественный театр. Расхрабрилась и написала письмо: "Пишет Вам та, которая в Столешниковом переулке однажды, услышав Ваш голос, упала в обморок. Я уже начинающая актриса. Приехала в Москву с единственной целью – попасть в театр, когда Вы будете играть. Другой цели в жизни у меня теперь нет. И не будет." Письмо помню наизусть. Сочиняла его несколько дней и ночей. Ответ пришел очень скоро: «Дорогая Фаина, пожалуйста, обратитесь к администратору, у которого на Ваше имя 2 билета. Ваш В.Качалов.» С этого вечера и до конца жизни изумительного актера и неповторимой прелести человека длилась наша дружба. Которой очень горжусь.» 1918 – 1924 гг. «Красный Крым».

Сагитта: Меня история эта потрясла в свое время:)

L@cky: Раневская (продолжение) “Вот я играю в пьесе Сумбатова Прелестницу, соблазняющую юного красавца. Действие происходит в горах Кавказа. Я стою на горе и говорю противно-нежным голосом: “Шаги мои легче пуха, я умею скользить, как змея…” После этих слов мне удалось свалить декорацию, изображавшую гору, и больно ушибить партнера. В публике смех, партнер, стеная, угрожает оторвать мне голову. Придя домой, я дала себе слово уйти со сцены. -*-*-*-*-*-*-*-*-*-*- Белую лисицу, ставшую грязной, я самостоятельно выкрасила в чернилах. Высушив, решила украсить ею туалет, набросив лису на шею. Платье на мне было розовое, с претензией на элегантность. Когда я начала кокетливо беседовать с партнером в комедии «Глухонемой» (партнером моим был необыкновенно талантливый актер Ечменев), он, увидев черную шею, чуть не потерял сознание. Лисица на мне непрестанно линяла. Публика веселилась при виде моей черной шеи, а с премьершей театра, сидевшей в ложе, бывшим моим педагогом (П.Л.Вульф), случилось нечто вроде истерики… И это был второй повод для меня уйти со сцены. -*-*-*-*-*-*-*-*-*- Крым. Сезон в крымском городском театре. Голод. Военный коммунизм. Гражданская война. Власти менялись буквально поминутно. Было много такого страшного, чего нельзя забыть до смертного часа и о чем писать не хочется. А если не сказать всего, значит, не сказать ничего. Потому и порвала и книгу. Почему-то вспоминается теперь, по происшествии более шестидесяти лет, спектакль-утренник для детей. Название пьесы забыла. Помню только, что героем пьесы был сам Колумб, которого изображал председатель месткома актер Васяткин. Я же изображала девицу, которую похищали пираты. В то время, как они тащили меня на руках, я зацепилась за гвоздь на декорации, изображавшей морские волны. На этом гвозде повис мой парик с длинными косами. Косы плыли по волнам. Я начала неистово хохотать, а мои похитители, увидев повисший на гвозде парик, уронили меня на пол. Несмотря на боль от ушиба, я продолжала хохотать. А потом услышала гневный голос Колумба – председателя месткома: «Штрафа захотели, мерзавцы?» Похитители, испугавшись штрафа, свирепо уволокли меня за кулисы, где я горько плакала, испытав чувство стыда перед зрителями. Помню, что на доске приказов и объявлений висел выговор мне, с предупреждением. Такое не забывается, как и многие-многие другие неудачи моей долгой творческой жизни.»

L@cky: Еще о Раневской Из книги Глеба Скороходова "Вы моя фея!" -- "Лучше Фей..." -- Глеб, ваша мама говорит, вы читаете лекции от Бюро пропаганды. Что пропагандируете? -- Вчера -- комедии 30-х годов. Между прочим, там выступала Орлова. -- Любочка? О, она гениальна! Когда в тех же 30-х выдавали паспорта и не требовали никаких документов, она не растерялась и скостила себе десяток лет. Это я, идиотка, все колебалась: стоит ли? Потом подсчитала, что два года я все же провела на курортах, а курорты, говорят, не в счет. Так появился в моем паспорте 1897 год вместо 1895-го. И только! До сих пор не могу простить себе такого легкомыслия. А Любочка, видно, опять без денег, раз ездит по клубам. Ее бездарь, Гришка, сколько лет ничего не делает, сидит на ее шее. И тоже народный. Нет, сил моих больше нет. Просто хочется взять автомат и стрелять всех подряд! -- Фаина Георгиевна, а где вы познакомились с Орловой? -- На "Мосфильме". Тогда это был "Кинокомбинат" -- жуткий недостроенный сарай, всюду строительный мусор, запах известки и сырой штукатурки, вместо скамеек -- штабеля свежеоструганных досок, одна ярчайшая лампочка под потолком. И среди всего этого -- Любочка в платье из "Петербургской ночи": -- Я умоляю вас, будьте моей феей! -- Кем-кем? -- не поняла я. -- Моей доброй феей, -- повторила она ангельским голоском. -- Мне предлагают большую роль в музыкальном фильме. Согласиться -- значит бросить театр. Я жду вашего решения! Я недолго думала: -- Сейчас вами любуются ваши близкие и зрители одного театра. А в кино вами будут восхищаться миллионы. Я благословляю вас. Впервые я снялась с нею в "Весне". Безумно благодарна ей и Александрову, что взяли меня на съемки в Прагу. Я повидала брата, с которым не виделась тридцать лет! Студия "Баррандов" -- бывшая немецкая, с роскошными павильонами и самой лучшей техникой. А по возвращении в Москву снова ледяные павильоны "Кинокомбината"... Я тогда нарисовала для Любочки "картину": изобразила себя Маргаритой Львовной в валенках, в ушанке и подписала: "Ваш Фей". Это непременно демонстрировалось гостям. Пока я не выразилась однажды: "Орлова превосходная актриса. Одно у нее плохо -- голос. Когда она поет, кажется, будто кто-то писает в пустой таз". Григорий Васильевич еще позвонил мне, затеяв этот свой шедевр -- "Русский сувенир": -- Фаиночка, для тебя есть чудная роль -- сплошная эксцентрика! Ты сыграешь бабушку Любочки. -- Гриша, побойся Бога, -- не удержалась я. -- Мы же с Любочкой ровесницы. Ты подумал, сколько лет должно быть этой бабушке!

L@cky: "Лучше напишите, как однажды я забыла люстру в троллейбусе. Новую, только что купленную. Загляделась на кого-то и так отчаянно кокетничала, что вышла через заднюю дверь без люстры: на одной руке сумочка, другая была занята воздушными поцелуями… Или о том, как меня пригласила к себе образованнейшая, утонченнейшая женщина XIX века Щепкина-Куперник. Я благоговела перед нею, согласно кивала, когда она завела речь о Чехове, о его горестной судьбе и ялтинском одиночестве, когда супруге все недосуг было приехать. После третьей рюмки я почувствовала себя достаточно раскрепощено: -- Татьяна Львовна, а ведь Ольга Леонардовна Книппер-Чехова – бл...ь. И обмерла от ужаса: сейчас мне откажут от дома! Но изысканная Татьяна Львовна всплеснула ручками и очень буднично, со знанием дела воскликнула: -- Бл....ь, душенька, бл....ь!.." *-*-*-*-*-*-*- "Урожай" с баранкой в носу Ф.Г. сдружилась с Еленой Сергеевной уже после смерти Булгакова и помогала, как могла. Ведь ничего не издавалось, ничего не ставилось. Однажды вдова сказала: -- Фаина, я вам верю. Клянусь, как только вы скажете, что пора оставить косметику, я немедленно подчинюсь. -- Не помню, Глеб, какая вожжа мне попала под хвост, но как-то я позвонила Елене Сергеевне и произнесла одно зловещее слово "Пора!" Очевидно, в свои сорок с гаком я в очередной раз решила: любви ждать нечего, жизнь кончилась, и надо перестать ее раскрашивать. Булгакова встретила мое решение без прежнего энтузиазма: -- Наверное, вы правы. Но можно отложить принятие обета до новогоднего карнавала? Устроила она это действо у себя в квартире. Не такие просторы, как на воландовском балу, но Маргарита всегда умела устроить из комнаток праздничные залы. "Вход без маскарадных костюмов строго воспрещен!" -- это она объявила заранее. Я, правда, пришла в обычном платье, но мне тут же выдали накидку со звездами а-ля Метерлинк, напялили на голову шляпу-гнездо, в котором сидела птица с хищным клювом. Поначалу я не находила себе места, танцевать не хотелось, интриговать тоже. Профессор Дорлиак что-то обсуждала с подругой, тоже в "домино". Сережка Булгаков в наполеоновской треуголке болтал что-то ужасно глупое. Стало жутко, когда в квартиру вползли опоздавшие Славы -- Рихтер и Ростропович. Медленно вползли в костюмах крокодилов -- отличные им сделали в театре Образцова: с зеленой пупырчатой кожей, с когтистыми лапами. Дамы визжали и поднимали ноги, профессор Дорлиак норовила залезть на стол. Перед полуночью появилась актриса, всю жизнь играющая старух. Этому секрету разгадки нет, -- вы смеялись, едва увидя ее. Она пришла в невообразимом костюме под названием "Урожай": колосья торчат из венка во все стороны, платье увешано баранками разного калибра и цвета. Баранки-бусы на шее, баранки-серьги в ушах и даже одна баранка в носу… -- Я только что с сельскохозяйственной выставки. Первое место во всесоюзном конкурсе мое! Я подумала: "Пельтцер -- гениальна!" А это, конечно, была она -- другой такой старухи у нас нет. Тогда еще не отменили хлебные карточки, и Таню хотелось тут же начать обкусывать. Насмеялись мы на целый год не случайно: страшнее наступающего 1946 года я не припомню. После, в шестьдесят лет, мне уже не казалось, что жизнь кончена, и когда седой как лунь театровед сказал: "Дай Бог каждой женщине вашего возраста выглядеть так, как вы", -- спросила игриво: -- А сколько вы мне можете дать? -- Ну, не знаю, лет семьдесят, не больше. От удивления я застыла с выпученными глазами и с тех пор никогда не кокетничаю возрастом. Материал с сайта

Мирамис: Из книги "Легендарная Ордынка" На Ордынке бытовало довольно много новелл, которые я бы условно наименовал "мхатовским фольклором". Мама, например, Нина Ольшевская, рассказывала, что старая гримерша в 30-е годы вспоминала такую сценку, свидетельницей которой была в юности. Две артистки Художественного театра на фантах разыгрывали двух знаменитых русских писателей, какой кому достанется. Звали этих актрис Ольга Леонардовна Книппер и Мария Федоровна Андреева. Что же касается Книппер-Чеховой, то актер Лужский наименовал ее "беспокойная вдова покойного писателя". По общему мнению, Станиславский превосходно играл роль Фамусова в "Горе от ума". Но в самом конце пьесы, в гневном монологе, он на всяком спектакле делал одну и ту же ошибку — вместо "В деревню, к тетке, в глушь, в Саратов" он произносил "В деревню, в тетку, в глушь, в Саратов". Это было как наваждение. Перед последним актом помощник режиссера напоминал ему о возможной ошибке, и все равно Станиславский каждый раз отсылал Софью в тетку. Некий драматург нажаловался Немировичу-Данченко на отсутствие хороших тем. Режиссер предложил ему такую: молодой человек, влюбленный в девушку, после отлучки возобновляет свои ухаживания, но она предпочитает ему другого, куда менее достойного. "Что же это за сюжет, — покривился драматург, — Пошлость и шаблон". "Вы находите? — сказал Немирович, — А Грибоедов сделал из этого недурную пьесу. Она называется "Горе от ума". Ардов говорил, что самым талантливым из всех мхатовских актеров был Леонидов. К тому же это был человек умный и с сильным характером. Все и даже сам Станиславский его несколько побаивались. Мхатовцы плыли на корабле через Атлантику. Все было по высшему разряду: обедали они в роскошном ресторане, а потому и одевались к столу соответствующим образом. Только Леонидов позволял себе являться без галстука, а то и вообще без пиджака. Так продолжалось несколько дней путешествия по океану, и, наконец, Станиславский решился сделать Леонидову замечание. "Леонид Миронович, тут один англичанин мне говорил. Он удивляется: здесь положено являться к обеду тщательно одетым, а Вы себе позволяете…" "Что? — перебил его Леонидов — покажите-ка мне этого англичанина. Да я ему сейчас!" Станиславский перепугался и поспешно сказал: "Его тут нет, он на минуточку сошел с парохода". В начале века весьма известным в России гастролером был актер Мамонт Дальский. Слава его была несколько скандальной, он вечно попадал во всевозможные истории и устраивал дебоши. Как-то пришлось ему гастролировать в одном из городков на Украине. Он должен был выступить в роли Гамлета. Спектакль был готовый, мизансцены незамысловатые, а потому не было ни одной репетиции. Как и полагается, в самом начале представления на сцене появился артист, изображавший тень отца. И он заговорил с сильным малороссийским акцентом: "Хамлэту, сынку мий". Услыхав такое, Мамонт Дальский взглянул на публику и сказал: "А ну вас на … с такой родней". После этого он повернулся и ушел со сцены.

L@cky: Евгений Евстигнеев в спектакле по пьесе Шатрова «Большевики». Выйдя от только что раненного Ленина в зал, где заседала большевистская верхушка, вместо фразы: «У Ленина лоб желтый, восковой...» - сообщил: «У Ленина... ж@п желтый!.. Спектакль надолго остановился. «Комиссары» расползлись за кулисы, скрючившись от хохота. -*-*-**-*-*-*-*-*-*-*-* Когда Эраст Гарин ставил спектакль «Горе от ума», все студенты ВГИКа бегали смотреть репетиции. Гарин был очень добрым и отзывчивым человеком и быстро входил в доверие к молодежи. Если на репетиции они начинали шуметь, он поворачивался к ним и говорил, поднимая палец к небу: — Тише вы, студенты. Искусство все-таки делаем! Однажды под праздник завсегдатаям репетиций понадобился червонец. До стипендии далеко — денег ни у кого нет. А погулять хочется. И поехали они к Гарину домой, на Зубовскую площадь. Звонят в дверь. Открывает Эраст Павлович в потёртом халатике. — Чего вам, студенты? — спрашивает. — Эраст Павлович, можете субсидировать десяточку до стипендии... — жалостливо просит Панкратов-Черный. Гарин, глядя на студентов, требовательно кричит жене: — Хася, опять студенты пришли... Пятнадцать рублей просят. — Эраст Павлович, нам всего — десять, — смущенно поправляет мэтра Панкратов-Черный. — Молчать, сопляки! ~ злым шепотом обрывает его Гарин. ~ Пятерка мне необходима! *-*-*-*-*-*-*-*-*- Спартак Мишулин снимался в фильме «Белое солнце пустыни». Его побрили наголо, а чтобы ездить по городу сделали парик. Он так к нему привык, что ощущал как кепку. Однажды в автобусе, на другой площадке, он увидел своего приятеля, с которым не виделся месяца два. И, приветствуя, снял «кепку» и помахал. Одну бабку еле откачали… *-*-*-*-*-*-*-*-**- В Петербурге на кинопробах встретились Александр Панкратов-Черный, Борис Хмельницкий и Анатолий Ромашин. Встретились — и пошли в ресторан. Сидят, выпивают, об актерских проблемах говорят. А за соседним столиком подвыпивший человек с раскосыми глазами, в унтах, видно, с Севера приехал, глаз от них не отрывает. Потом подходит к Панкратову-Черному и говорит: «Никита, дай автограф». Панкратов растерялся, но виду не показывает. Уже и фильм «Мы из джаза>> вышел, и «Зимний вечер в Гаграх» — и популярность вроде пришла. А тут вдруг опять с Михалковым перепутали! Ромашин и Хмельницкий давятся от смеха. Подумал Панкратов, взял протянутую ручку и расписался: «С приветом! Никита Михалков». А мужик к Хмельницкому и Ромашину: — И вы распишитесь. Панкратов не растерялся и спрашивает: — Мужик, а ты хоть знаешь, кто это такие? — Конечно, — отвечает тот, глядя на Хмельницкого. — Кто ж Мишу Боярского не знает?.. Тут смеяться очередь Панкратова пришла. Ромашину уже не смешно. — А меня-то ты знаешь? — спрашивает он. — Василия Ланового вся страна знает, — с уверенностью отвечает мужик. И протягивает актерам командировочное удостоверение. «Желаю счастья в личной жизни. Михаил Боярский», — расписался Хмельницкий. «Счастливой дороги, — написал Ромашин. И подписался: — Василий Лановой».

L@cky: Из непроверенного: 50-е годы. На сцене Театра Советской Армии идет огромнейший по масштабам спектакль, что-то на тему "Освобождение Сталинграда". 200 человек массовки, пушки, танки, все дела. В финале спектакля главный герой, играл которого кажется Андрей Дмитриевич Попов, изображая смертельно раненого бойца лежит на авансцене и тихим голосом просит: "Дайте мне воды из Волги свободной испить". По рядам передают каску с водой. Он выпивает, вода проливается на гимнастерку, падает замертво и - занавес. И вот День Рождения Попова: Друзья-актеры долго готовили ему сюрприз и вот, кому-то пришла идея, налить ему в каску ...бутылку водки. Злая шутка, мягко говоря, но, тем не менее, налили. Конец спектакля, Попов просит "дать ему воды из Волги испить", по рукам огромной массовки плывет каска, в кулисах стоят костюмеры, гримеры, даже "мертвые" немцы приподнимают головы - посмотреть, как он будет пить? Попов берет каску, глотает, замирает на секунду... и продолжает пить до конца. Наконец отрывается, возвращает каску стоящему рядом бойцу и говорит: "Еще!". Вся массовка начинает корчиться от смеха... Медленно плывет занавес, скрывая это безобразие. *-*-*-*-*-*-*-*- Замечательный артист Зиновий Гердт рассказывал такую историю: — Дело происходило в период звездной славы Всеволода Мейерхольда. Великий гениальный режиссер, гениальность которого уже не нуждается ни в каких доказательствах, и я, маленький человек, безвестный пока актер. В фойе театра однажды появилась дама. В роскошной шубе, высокого роста, настоящая русская красавица. А я, честно сказать, и в молодости был довольно низкоросл... А тут, представьте себе, влюбился. Она и еще раз пришла в театр, и еще, и наконец я решился с ней познакомиться. Раз и два подходил я к ней, но она — ноль внимания, фунт презрения... Я понял, что нужно чем-то ее поразить, а потому, встретив Мейерхольда, попросил его об одной штуке — чтобы он на виду у этой красавицы как-нибудь возвысил меня. Режиссер согласился, и мы проделали такую вещь — я нарочно встал в фойе возле этой дамы, а Мейерхольд, проходя мимо нас, вдруг остановился и, бросившись ко мне, с мольбой в голосе воскликнул: «Голубчик мой! Ну что же вы не приходите на мои репетиции? Я без ваших советов решительно не могу работать! Что же вы меня, голубчик, губите?!.» «Ладно, ладно, — сказал я высокомерно. — Как-нибудь загляну...» И знаете, что самое смешное в этой истории? Эта корова совершенно никак не отреагировала на нашу великолепную игру, спокойно надела свою шубу и ушла из театра. Больше я ее не встречал. *-*-*-*-*-*-*-*-*-* Ефим Копелян (он читал закадровый текст в «Семнадцати мгновениях весны») был актером Ленинградского БДТ. Он рассказывал, как, впервые выходя на прославленную сцену, от волнения появился не через дверь, а через окно. На сцене в это время находился тогдашний премьер театра, к которому после спектакля и отправился извиняться удрученный Копелян. Премьер выслушал сбивчивые тексты, тяжело вздохнул, и спросил: «А больше ты ничего не заметил, Копелян? Ты ведь, голубчик, мало того, что вошел через окно, ты ведь вышел то… через камин!!!».

L@cky: Во время съемок фильма "Вертикаль" Высоцкий написал несколько альпинистских песен. С одной из них связан забавный эпизод. Режиссер Станислав Говорухин несколько дней отсутствовал, куда-то уезжал по делам, а когда вернулся, то первым делом зашел в номер к Высоцкому и никого там не обнаружил. Он увидел на кровати какие-то исписанные листки, заглянул и прочел слова только что написанной песни: "Мерцал закат, как блеск клинка..." Перечитав эти строки раза два, Говорухин уже знал их наизусть. Он спустился в холл гостиницы и увидел Высоцкого, который сидел в буфете с гитарой, в окружении нескольких актеров. Не успели поздороваться, как Высоцкий похвастался, что написал великолепную песню для фильма и готов ее исполнить. - Ну давай, - согласился Говорухин, который уже задумал розыгрыш. Высоцкий ударил по струнам и запел: "Мерцал закат, как блеск клинка..." Не успел он пропеть и трех строк, как Говорухин прервал его: - Да ты что, Володя! Ты шутишь... Это же известная песня, ее все альпинисты знают... - Да не может быть! - не поверил Высоцкий. - Как не может быть? Там дальше еще припев такой будет: Отставить разговоры, Вперед и вверх, а там Ведь это наши горы, Они помогут нам... - Точно ... - растерянно сказал Высоцкий. - Ничего не понимаю... Слушай, может быть, я в детстве где-нибудь слышал эту песню, и она у меня в подсознании осталась... Эх, какая жалость!.. - Да-да-да! - подхватил Говорухин. - Такое бывает довольно часто... Но, увидев вконец расстроенного Высоцкого, во всем признался *-*-*-*-*-*-*--** Как пробовали мирить Станиславского и Немировича-Данченко Каждый, сколько-нибудь интересующийся театром, знает. что мэтры российской сцены, отцы-основатели МХАТа Станиславский и Немирович- Данченко поссорились еще до революции и не общались до конца дней своих. МХАТ практически представлял собою два театра: контора Станиславского - контора Hемировича, секретарь того - секретарь другого, артисты того - артисты этого... Hеудобство, что и говорить! Однажды было решено их помирить. Образовалась инициативная группа, провели переговоры и, наконец, был создан сценарий примирения. После спектакля "Царь Федор Иоанович", поставленного ими когда-то совместно к открытию театра, на сцене должна была выстроиться вся труппа. Под торжественную музыку и аплодисменты справа должен был выйти Станиславский, слева Hемирович. Сойдясь в центре, они пожмут друг другу руки на вечный мир и дружбу. Крики "ура", цветы и прочее... Корифеи сценарий приняли: им самим надоела дурацкая ситуация. В назначенный день все пошло как по маслу: труппа выстроилась, грянула музыка, корифеи двинулись из-за кулис навстречу друг другу... Но Станиславский был громадина, почти вдвое выше Hемировича, и своими длинными ногами успел к середине сцены чуть раньше. Hемирович, увидев это, заторопился, зацепился ножками за ковер и грохнулся прямо к ногам соратника. Станиславский оторопело поглядел на лежащего у ног Hемировича, развел руками и пробасил: "Ну-у... Зачем же уж так-то?.." Больше они не разговаривали никогда.

Мирамис: В 60-х годах во МХАТе получила широкое распространение игра — если кто-то из участвующих говорит другому: «Гопкинс!» — тот, независимо от ситуации, в которой находится, должен обязательно подпрыгнуть. Не выполнившим условия грозил большой денежный штраф. Чаще всего «гопкинсом» пользовались мхатовские корифеи, причем непременно на спектаклях, в самых драматических местах. Кончилось это тем, что министр культуры СССР ФУРЦЕВА вызвала к себе великих «стариков» — ГРИБОВА, ЛИВАНОВА, МАССАЛЬСКОГО и ЯНШИНА. Потрясая пачкой писем от зрителей, она произнесла целую речь о заветах Станиславского, о роли МХАТа в советском искусстве, об этике советского артиста. Нашкодившие корифеи, имевшие все мыслимые звания, премии и награды, слушали министра стоя. И вдруг Ливанов негромко сказал: «Гопкинс!» — и все подпрыгнули.

Мирамис: Марк Твен блистал остроумием не только в книгах, но и в жизни, сыпля афоризмами на каждом шагу. Так, однажды, когда знаменитый английский актер Генри Ирвинг начал рассказывать историю из своей сценической жизни, он вдруг обратился к Марку Твену с вопросом: - Вы еще не слышали эту историю? - Нет, - искренне ответил Марк Твен. Ирвинг продолжал рассказ, но вдруг опять остановился и снова спросил писателя: - Так вы действительно не знаете эту историю? - Да нет же, я впервые ее слышу, - ответил тот. Ирвинг продолжал рассказывать, но, подойдя к кульминационному моменту, снова спросил Марка Твена, не знает ли он этой истории. - Послушайте, Ирвинг, - сказал Марк Твен, которому порядком все это надоело, - дважды я еще могу соврать, но три раза - это слишком. Эту историю я написал три года назад.



полная версия страницы